Когда ты достигаешь своей мечты, то понимаешь, что за неё нужно чем-то платить. Плата в любом случае разная, но жизнь неизменно требует жертвы за успех. В случае с "Битлз" эти жертвы были непомерными: начиная от отдыха и сна, которого музыканты были почти лишены и заканчивая полным отсутствием личной жизни или хотя бы какой-нибудь жизни. Когда твоё имя скандирует вся Европа, сложно иметь хотя бы подобие прежней жизни. Сложно даже в магазин сходить, что находится в двух шагах от твоего дома, потому что прямо у порога тебя поджидает кучка девиц, жаждущих пригнуть тебе на шею. Не сказать, чтобы Пол этим не пользовался, но сам факт!..
Конечно, не по этой причине они засиживались допоздна в студии. Их рабочая энергия просто не давала им закончить раньше, чем за полночь, и ребята,бывало, днями и ночами напролет сидели вместе, работая, вырабатывая новую идеальную мелодию. Всё это, конечно, в моменты, когда не было запланировано никаких гастролей или выходов в свет. Или ещё черт знает чего, ни один из четверки точно не знал, что принесет ему следующий день. Под покровом ночи они, позёвывая и потягиваясь, выбирались из студии и разбредались по домам. Не исключением стал и сегодняшний день.
Маккартни успешно распрощался со своими друзьями - обычно он завозил Джона домой, но его машина была в ремонте после не слишком-то удачной парковки вышеупомянутого друга - и шел домой, изредка оглядываясь. Обычно его веселило то, что им приходится так вот красться по улицам, как каким-нибудь шпионам, но сегодня парень предпочел бы обойтись и без этого. Он устал, голова трещала от напряжения, и единственное, чего сейчас хотел Макка - упасть на мягкую постель и уснуть. Его не останавливало даже то, что эта постель была пустой - его девушка снова уехала на какие-то гастроли, бросив его одного. Конечно, не Полу возмущаться и не ему обижаться на Джейн, ведь он сам неделями не бывал дома так же из-за гастролей, но когда он был адекватен в оценке отношений? Маккартни всегда казалось, что если девушка согласна быть с ним, она должна жертвовать всем, в том числе и своей карьерой, ради него. Иначе какой смысл быть вместе? На этой почве у них тоже случались частые перепалки, хотя и сама рыжеволосая часто их начинала. Они жили как кошка с собакой, кусая друг друга за особо больные места, но все равно жили вместе.
В какой-то степени Пол был даже рад, что возвращается в пустой дом. Конечно, никакой радости в этом быть не должно, и парень это прекрасно сознавал, но в данный момент ему не хотелось никого видеть. Тихо зайти в дом, не включая свет и разуваясь где-то в гостиной - утром он всё уберет - и продолжая раздеваться по пути в спальню, затем доползти до кровати и забыться блаженным желанным сном. Если бы Джейн была дома, ситуация точно не приняла бы такой поворот. Девушка принялась бы распекать его за  то, что он так поздно задерживается, подозревать его в изменах, которых сегодня не было, или просто беспричинно кричать. Под конец бы наверняка собрала вещи и в очередной раз уехала, оставляя Пола совершенно разбитым, сонным и несчастным. Нет, хорошо, что сегодня её нет.
Его размышления прервала невесть откуда упавшая ему  ноги девушка. Пол испуганно вскрикнул и отскочил куда-то в сторону, вытаращив глаза на незнакомку. Раньше они кидались ему на шею, а теперь что, в ноги? Для полного комплекта не хватает только ботинок? Девушка не двигалась, и поэтому парень решил осторожно подойти ближе.
- Эй, - осторожно позвал он. - Я тобой все в порядке? Слушай, я могу автограф дать, только давай скорее, я всё-таки домой иду...
Откуда она вообще взялась? Улица же была пустой. Не мог же он так задуматься, что не заметил эту фанатку. У него теперь глаз намётан на фанатов и вообще почти любое движение: жить всё же хочется.

Это вышло как-то неожиданно. Причем, кажется, не только для Пола, но и для Брайана. Просто все было так суматошно, безумно, странно, что он не успел понять, что, как и зачем. Потом он, конечно, сильно удивился и принялся усердно отказываться, мотивируя это тем, что он сильно устал, не умеет этого делать и вообще, жутко стесняется. Но ни один из его наспех придуманных аргументов не прошел сквозь сито мнений Эппи и не был рассмотрен как веский. Полу пришлось обреченно вздохнуть и смириться. Ну а что ещё он мог сделать? В конце концов, теперь каждый их шаг записывается и публикуется за большие деньги. Признаться, это несколько пугало всех четверых, но они всегда хотели именно этого. Распишитесь - получите, как-то так.
Теперь Пол стоял перед зеркалом, завязывая галстук и немного нервничая. Ладно, сильно нервничал. Мысль о том, что рядом не будет ни Джона, ни Джорджа, ни Ринго, несколько напрягала - Пол привык всегда быть вместе с ребятами. На публике они работали, как единый слаженный механизм, как ни странно, будь то на сцене или на одном из таких вот интервью. Они никогда не задумывались, что сказать и как ответить, ответы сами высказывали себя, часто парни перебивали друг друга или вели себя не слишком спокойно, вызывая смех.
И почему вместо него журналисты не вызвали в одиночку кого-то другого? Джон точно бы с блеском вышел из положения, перевернув бы вопрос с ног на голову, Ринго - Ринго с его очаровательной простотой покорил и умилил бы всех, Джордж бы, наверное, снова выкинул какой-нибудь фокус посередине интервью. Он любит такие штуки: сидит, спокойно отвечает на вопросы, а потом какой-то взрыв эмоций, в течение которого он может сделать все, что угодно. А потом снова садится, флегматично посматривая на ошарашенных людей и журналистов. Насколько Пол помнил, Джордж всегда был таким, особенно в школе, когда носил безвкусную одежду, ужасно длинные волосы и все время жевал жвачку. Ему уже тогда было будто на все наплевать. Но Маккартни считал, что парень просто ещё не нашел себя. Хотя когда его руки касались инструмента, он, подобно остальным, оживал. Поэтому они и были вместе: музыка была их телом и душой, каждой мимолетной мыслью, их жизнью. И все четверо понимали это.
Наконец, с галстуком было покончено, и Маккартни надел на себя пиджак, поправляя воротник рубашки и придирчиво осматривая себя. Он точно в чем-то проколется, что-то скажет не так. Или журналисты что-то переврут - они любят так делать, как парень уже заметил. Перевернут все с ног на голову не хуже Леннона, и если у него в любом случае появится шутка, приятная и благопристойная или же наоборот, у репортеров никогда шуток не получалось. Получались плохие истории. Не сказать, что Пол не любил журналистов, нет, он относиться к ним с осторожностью не помешало бы. Особенно когда интервью берут у него одного.
Ехать до пункта назначения нужно было недолго, но даже за это короткое время Пол вконец извелся. Эппи, решивший поехать вместе с ним, все пытался как-то успокоить басиста, но Маккартни только раздражался, из-за чего в воздухе повисла одна нелицеприятная фраза. Полу сразу же стало стыдно, и он незамедлительно извинился, и хотя он знал, что Брайан его простил, было видно, насколько ему обидно. В конце концов, - подумал парень, выходя из машины, - Если бы я был таким, мне тоже было неприятно, если бы мне так говорили...хотя нет, я бы таким не был. Никогда.
Когда его пальцы обхватывали ручку двери, чтобы потянуть её на себя, Пол в последний раз обернулся на Брайана. В мозгу пронеслась ассоциация с казнью, и, чтобы не думать о таких уж плохих вещах, он неожиданно подумал, какой была реакция Джона на то, что его, Пола, выбрали для приватного интервью. Наверняка тот был шокирован, рвал и метал, брызгал слюной и орал, что он главный, он собрал, он сделал и вообще, он старше и монарше. Эта мысль развеселила Маккартни, и он со спокойной душой вошел в комнату, где его уже ожидала миловидная журналистка.
- Здравствуйте, - обаятельно кивнул он и сел на стул напротив девушки. Забавно, но он, кажется, успокоился. К тому же от такой прелестницы вряд ли можно ожидать чего-то ужасного, верно?

Я ИЩУ будущего возлюбленного.
evan peters

Имя и возраст: Keith Walker | Кит Уокер, 23 года.

Принадлежность и деятельность: работник автозаправочной станции.

немного о тебе

Краткая характеристика.
Проходит по акции: BRITISH HORROR STORY
Информация оттуда:
- Добрый и мягкий человек. Старается избегать конфликтов, несмотря на то, что принадлежит рокерской братии.
- Отличается исключительной честностью.
- Вдовец, жена недавно погибла при невыясненных обстоятельствах.
Информация от меня:
- Самое важное и желаемое. Возьмите имя "Клайд" как второе имя или как прозвище. И сделайте его любителем истории про Бонни и Клайда, пожалуйста.
- Все остальное... Я не знаю, какую биографию вы ему придумаете, и я не знаю полный характер. Все остается на ваше усмотрение (мы же в реальной жизни не подстраиваем людей под себя?). Так что считайте эту заявку дополнением к "официальной акци" форума. Я лишь добавляю к готовому персонажу отношения, вот и все.
Взаимоотношения с персонажем.
Я хочу драму. Шекспировскую трагедию! Легенду. Хочу любовь до боли в груди, хочу поцелуи до крови... Хочу водоворот эмоций, секса и чувств. Хочу взять часть от известных историй - "в жизни и смерти", как Ромео и Джульетта; "в горе и радости", как Бонни и Клайд; "в болезни и пьяном угаре", как Сид и Ненси. Вот чего я хочу.

немного обо мне

Пожелания к игроку.
Грамотность, активность, частый онлайн, любовь к флуду...
М... Ну и любовь к сериалу "Американская история ужасов")
Связь с вами.
Для начала - Гостевая.

Пример моего поста.

Я хочу нравиться тебе, потому что утро,
И эти вишни цветут белоснежным цветом.
Солнечный лучик робко выглядывал из-за легкой занавески. Осторожно, словно боясь разбудить человека, лучик скользнул дальше в комнату. Еще дальше, еще... Наконец, солнечный проказник достиг кровати и мягко опустился на лицо спящей на девушки. Словно играя, он пробежался по её пушистым ресницам и запутался в густых, черных волосах. Девушка вздохнула и перевернулась на другой бок, пряча лицо от обжигающих солнечных рук.
Холодный воздух пустой половины кровати подействовал пробуждающе. Касс резко открыла глаза. Его нет рядом. Опять.
Девушка вздохнула и легла на спину. "Когда это закончится? - подумала Кассия, протирая глаза руками". Воровке совсем не нравилось, что часто приходилось просыпаться на этой огромной кровати в одиночку. Вечер вместе, ночь в единении, а утро... Проклятое утро каждый встречал отдельно.
Касс никогда не интересовалась, куда он уходил. Никогда. Она прекрасно понимала, что у всех есть свои секреты, и что когда придет время он, может быть, расскажет ей все то, что скрывает в своих не веселых мыслях. О чем думает, когда вечерами смотрит пустым взглядом в окно. О чем думает, когда на его губах играет улыбка, а глаза так невыносимо грустны. У Касс просто сердце разрывалось, когда она видела его в таком состоянии. Но на ничего не могла сделать...
Воровка встала с постели и, совершенно не стыдясь своей наготы, подошла к окну, прихватив по дороге шелковый халатик со спинки миленького стульчика. За окном уже очень давно властвовал день. Птички весело щебетали, прячась в листве деревьев, коты неспешно прогуливались по территории дома, ожидая выхода их любимой "хозяйки". Кассия улыбнулась и распахнула шторы, пропуская больше солнечного света.
Одиночество.
Оно ощущается не на физическом уровне. И оно бывает даже когда человек окружен толпой.
Одиночество.
Состояние души, когда что-то не дает ей взлететь. Когда тупая боль, словно сломанная игла, спивается в сердце и причиняет невообразимую боль. А ты улыбаешься, что бы никто не переживал за тебя. Что бы никто не беспокоился из-за твоего одиночества.
Одиночество.
Она видела, что между ними есть какая-то тайна. которая не дает им быть вместе. Совсем вместе, как одно существо. Страсть, секс, вино - это совсем иное, нежели "вместе". Каждый раз закрывать глаза, когда ему плохо? Каждый раз убегать, когда со всех сторон проблемы? Нет. Но Им разрешается.
Касс отошла от окна и легким шагом поспешила в сторону кухни. Контрастные полы дома приятно будоражили босые ступни девушки. Мягкий ковер, холодная плитка. Смешно. И она смеялась. Её улыбка, пожалуй, была единственным теплом в этом холодном доме, обставленным как плохая и дешевая реклама. Девушка приготовила себе чай и задумалась, что же делать дальше.
От раздумий её отвлекла вполне громкая подсказка.
В пустом доме звон от разбитой посуды слышался куда более явно и четко, чем в какой-нибудь милой и уютной квартирке. Кассия быстро отставила свою кружку в сторону и поспешила в сторону источника шума. Как она и предполагала, Джефферсон был в доме и совсем не в той комнате, в какой ему полагалось бы быть. Касс отворила дверь и, улыбаясь, прислонилась к дверному косяку.
- В твоем доме слишком много посуды? - прищурившись, произнесла девушка. Твоем. Не нашем. Она часто подчеркивала это. Хотя Касс не спорила - ей очень хотелось, что бы этот дом стал "их". Но было в нем что-то такое, что слегка отталкивало уют. Слегка. - И чая. - добавила она, заметив подтеки чая.
Осторожно ступая босыми ногами по ковру, девушка приблизилась к любимому. "Снова эта грусть... - отметила Кассия про себя, увидев засевшую в глубине глаз Джефферсона тоску". Кого обманет фальшивая улыбка? Улыбающегося вора? Уж точно нет.
- Сложно спать на такой огромной и пустой кровати. - упрекнула девушка Джонатана. - Ты в порядке? Чем провинилась эта бедная, хм, чашка?

Люди меняются. Люди. Меняется и Доктор. Но не настолько же. Это даже выглядит как-то странно. Он стал на вид старше. А должно было быть, вроде как, наоборот. Впрочем, откуда мне знать, я всего лишь человек. Но по его рассказам... А так не хочется забивать этим голову. Хотелось увидеть его. Увидела. Только вот кто-то, как обычно, со временем промахнулся. Иногда я проклинаю себя за то, что не осталась с ним еще тогда, в первую ночь в Дариллиуме. Можно же было наплевать на эти тюрьму и скрыться во всем пространстве и времени. И проклинаю себя за то, что ушла в последний раз, за свою необъятную ревность к каждой юбке. А она прекратится только тогда, когда он перестанет быть интересен. То есть, никогда. "Поэтому, дуреха, надо было пройти мимо и сделать вид, что никакой будки ты не видела," - сказала я сама себе, понимая, что у него продолжается привычная ему жизнь, а я осталась неудел. Конечно, он спас мне жизнь, выполнил свой долг, убедился, что теперь-то уж точно я доживу отпущенное мне время без каких-либо смертоносных приключений. О да, он об этом позаботился, отобрав у меня манипулятор временной воронки и заставив жить в обычном мире обычным человеком, которому не поверят, если он скажет, что путешествовал во времени. И плевать, что я не приспособлена к этому. Я ведь Понд, я не привыкла мириться с трудностями, я воспитана их преодолевать. Что ж, справимся и с этой. Смысл моей жизни изменился - теперь я понимаю, каково было привыкать Розе к Десятому после Девятого. А я, привыкну ли? Ну, попробовать-то уж точно стоит.
- Это моя фраза, Доктор, не наглей, - усмехнулась я, слыша от него собственное же к нему обращение. - Да уж, раз ты успел снова измениться, а у меня такого портрета нет. Исправим это дело, милый? - Я и сама не заметила, как достала этот синий дневник из сумки. Привычка, от которой очень трудно удержаться. Я и по сей день веду разного рода записи, не только о необычных вещах, но и просто о том, что происходит вокруг. Моя мать, видимо, поступила точно так же. Остается теперь только лишь мечтать, что потом эти записи попадут в руки какого-нибудь археолога будущего, для которого время, в котором я решила остаться, будет таким далеким прошлым, как для нас времена динозавров. Как мне в руки попадают книги Амелии Уильямс. Всегда хотелось знать, Доктор читал ли их кроме того случая, когда потерял Пондов в Нью-Йорке. Но спрашивать об этом было бы слишком больно, поэтому я так и не решилась. Мне остается только представлять себе, что знает и думает себе это существо. Как больно может быть ему, в отличие от меня. Продолжая витать в этих своих мыслях, я достала карандаш и стала набрасывать от руки изображение высокого мускулистого брюнета в военной шинели, стоящего у консоли ТАРДИС, такой яркой и смутно знакомой, но не такой, какой ее знала я.

Когда ты достигаешь своей мечты, то понимаешь, что за неё нужно чем-то платить. Плата в любом случае разная, но жизнь неизменно требует жертвы за успех. В случае с "Битлз" эти жертвы были непомерными: начиная от отдыха и сна, которого музыканты были почти лишены и заканчивая полным отсутствием личной жизни или хотя бы какой-нибудь жизни. Когда твоё имя скандирует вся Европа, сложно иметь хотя бы подобие прежней жизни. Сложно даже в магазин сходить, что находится в двух шагах от твоего дома, потому что прямо у порога тебя поджидает кучка девиц, жаждущих пригнуть тебе на шею. Не сказать, чтобы Пол этим не пользовался, но сам факт!..
Конечно, не по этой причине они засиживались допоздна в студии. Их рабочая энергия просто не давала им закончить раньше, чем за полночь, и ребята,бывало, днями и ночами напролет сидели вместе, работая, вырабатывая новую идеальную мелодию. Всё это, конечно, в моменты, когда не было запланировано никаких гастролей или выходов в свет. Или ещё черт знает чего, ни один из четверки точно не знал, что принесет ему следующий день. Под покровом ночи они, позёвывая и потягиваясь, выбирались из студии и разбредались по домам. Не исключением стал и сегодняшний день.
Маккартни успешно распрощался со своими друзьями - обычно он завозил Джона домой, но его машина была в ремонте после не слишком-то удачной парковки вышеупомянутого друга - и шел домой, изредка оглядываясь. Обычно его веселило то, что им приходится так вот красться по улицам, как каким-нибудь шпионам, но сегодня парень предпочел бы обойтись и без этого. Он устал, голова трещала от напряжения, и единственное, чего сейчас хотел Макка - упасть на мягкую постель и уснуть. Его не останавливало даже то, что эта постель была пустой - его девушка снова уехала на какие-то гастроли, бросив его одного. Конечно, не Полу возмущаться и не ему обижаться на Джейн, ведь он сам неделями не бывал дома так же из-за гастролей, но когда он был адекватен в оценке отношений? Маккартни всегда казалось, что если девушка согласна быть с ним, она должна жертвовать всем, в том числе и своей карьерой, ради него. Иначе какой смысл быть вместе? На этой почве у них тоже случались частые перепалки, хотя и сама рыжеволосая часто их начинала. Они жили как кошка с собакой, кусая друг друга за особо больные места, но все равно жили вместе.
В какой-то степени Пол был даже рад, что возвращается в пустой дом. Конечно, никакой радости в этом быть не должно, и парень это прекрасно сознавал, но в данный момент ему не хотелось никого видеть. Тихо зайти в дом, не включая свет и разуваясь где-то в гостиной - утром он всё уберет - и продолжая раздеваться по пути в спальню, затем доползти до кровати и забыться блаженным желанным сном. Если бы Джейн была дома, ситуация точно не приняла бы такой поворот. Девушка принялась бы распекать его за  то, что он так поздно задерживается, подозревать его в изменах, которых сегодня не было, или просто беспричинно кричать. Под конец бы наверняка собрала вещи и в очередной раз уехала, оставляя Пола совершенно разбитым, сонным и несчастным. Нет, хорошо, что сегодня её нет.
Его размышления прервала невесть откуда упавшая ему  ноги девушка. Пол испуганно вскрикнул и отскочил куда-то в сторону, вытаращив глаза на незнакомку. Раньше они кидались ему на шею, а теперь что, в ноги? Для полного комплекта не хватает только ботинок? Девушка не двигалась, и поэтому парень решил осторожно подойти ближе.
- Эй, - осторожно позвал он. - Я тобой все в порядке? Слушай, я могу автограф дать, только давай скорее, я всё-таки домой иду...
Откуда она вообще взялась? Улица же была пустой. Не мог же он так задуматься, что не заметил эту фанатку. У него теперь глаз намётан на фанатов и вообще почти любое движение: жить всё же хочется.

Пятница. Вечер. Бар, где тебя мало кто знает. Бар, где всем плевать, сколько ты зарабатываешь и чем ты зарабатываешь. Бар, где можно выпить, расслабиться и послушать хорошую музыку, при этом не смотря на женский стриптиз.
Уильям любил это место. Как любил и свое кабаре, как любил Вивьен и своих девочек – див. Только вот, в отличии от последних трех, он не распространялся о любви к этому бару. Зачем лишний раз вызывать и без того надоедливое внимание к собственной персоне? Когда можно посидеть и сделать вид, что ты обыкновенный клерк, который обожает джаз.
Уильям заказал себе виски со льдом и неспешно цедил сквозь сжатые губы. Его взгляд лениво блуждал по интерьеру бара: по красным шторам, выполняющих роль занавеса, повязанных толстой золотой кисточкой, по идеально выкрашенным стенам, цвета кофе с молоком. Где – то уже проглядывали трещины – следы старости здания, однако если не вглядываться, то их можно и не заметить. Дальше взгляд упал непосредственно на саму сцену: оркестр из знающих свое дело людей готовил публику, разогревал для чего-то большего. Уильям понял это благодаря микрофону, что величественно царил посреди главного действа. Однако он стоял в гордом одиночестве, позолоченный, явно выполненный на заказ и в духе того времени, когда джаз был не просто музыкой эпохи, а обычной музыкой негров. Сам же бар располагался за спиной мужчины, и он не спешил поворачиваться, чтобы рассмотреть его в сотый раз или сделать знак бармену, что Уильяму нужна добавка.
Мужчине было хорошо, и нарушить это состояние блаженства, мало бы кто смог. О’Бёрн вальяжно расселся в кресле и стал ожидать начало шоу программы. Он прекрасно знал, в этом месте каждый раз, новая певица. Еще ни разу он не заходил сюда чтобы попасть на одну и ту же девушку. Кто то из них обладал талантом, а кто-то верещал как кошка, отчего Уил, вспоминая шикарный голос Алексис тут же уходил прочь, не оставляя официанту и цента на чай. Но зато когда девчачье пение ему нравилось, он не скупился на чаевые. Что ожидало его в этот раз?
Вот на сцену вышел конферасье и прокашлившись в микрофон объявил имя певицы. Уильям лишь переменил позу, сосредоточив внимание на предстоящее выступление.
Девушка, что уверенно вышла на сцену, была миловидна, Уил бы даже назвал ее красивой. Однако его опыт подсказывал - красота не показатель, а скорей всего даже клеймо: мало кто из красавиц умеет петь. Уильям уже было вновь решил заскучать, как девушка запела. Нет, его мир не взорвался в ярком радужном свете, а в груди не защимило от счастья. Но пение этой незнакомки определенно нравилось мужчине. Это можно было определить по тому, как О’Бёрн выпрямился и корпусом слегка наклонился в сторону сцены. Бокал с недопитым виски теперь покоился на столе. Что-то в пении девицы манило, заставляло прислушиваться. Таких певиц бы ему в кабаре, чтобы заманивать посетителей. Однако одного взгляда на эту хрупкую джазовую певицу и Уил усмехнулся собственным мыслям. Нет, Бурлеск не для такой. Кабаре уже давно погрязло в похоте и разврате, а перед мужчиной на сцене стоял если не ангел, но небесное создание это уж точно. А омрачать таких девушек не в правилах О’Бёрна. Углубившись в собственные мысли и продолжая слушать пение, мужчина и не заметил, как голос девушки стих. Бросив непонимающий взгляд на сцену, Уильям понял – певица ушла. Что же, теперь и его здесь ничто не держало. Однако Уил не спешил домой.
Все заведения подобного рода похожи между собой. Как правило гримерки сразу за сценой или около нее. Охрана, которая должна стоять и охранять покой певиц и прочих выступающих, за 50 фунтов запросто пропустит тебя, сделав вид, что ничего и никого не было рядом. Уильям все это знал и без проблем вошел в гримерку, где и сидела певица.
- Эвелин? Я поражен вашим пением. – Уил улыбнулся словно чеширский кот и поклонился перед слегка шокированной дамой. – Надеюсь, мое присутствие не слишком пугает вас, но я хотел бы пригласить такое чудное создание на чашечку… - Мужчина сделал паузу, пробуждая в девушке интерес – ...кофе. – и вновь его чарующая улыбка чеширского кота, в ожидании, когда девушка скажет ему да.

Tricky - Hell Is Round The Corner
The constant struggle ensures my insanity.
Passing the indifference ensures the struggle for my family
We're hungry, beware of our appetite.
Каждый новый вдох – очередное головокружение. Каждый новый выдох – очередное сумасшествие. Каждый новый мой-твой стон – раскат грома. Бьюсь об заклад, незнакомец, в городе, откуда я родом сейчас бушует гроза, напоминая моей семье об очередной моей революции. Их девочка – гроза, их девочка выросла, их девочка бросает очередной вызов, глядя своими бушующими глазами-океанами на парня с кудрявыми волосами, искусанными губами и самодовольной улыбкой.
Глаза- океаны темнеют, зрачки выдают синдром наркоманки, законченной наркоманки в отсутствии ломки, в преддверии очередной волны экстаза. Глаза-океаны смотрят, проникая в твою вселенную, наполняя её бурными водами, сметая всё на своем пути. Мой шторм накрывает тебя с головой, нас с головой, вторгается в твои мысли, в твое личное пространство, в твое личное. Сейчас твое личное – это девочка с глазами самого ледяного океана, девочка – грозы, девочка – я.
Мы самое худшее и самое лучшее одновременно, что могло случиться в наших никчемных жизнях. Величественный город распорядился судьбами, свел нас, загнал в тупик. Сейчас мы – великолепие этого города. Яркое, фееричное, незабываемое. Мы разрушим старые стереотипы, мы сотрем границы дозволенного, расширим горизонты. Мы сокращаем дистанцию каждым новым стоном, слетающим с твоих-моих губ, хриплым, будоражащим кровь.  Прибавляя громкость с каждым новым мгновением, и даже моя старая кровать не собирается молчать этой ночью. Этой ночью никто не будет молчать.

В один момент я слишком правильная и покорная, грациозная, словно кошка. Тело извивается лианой, руки, ноги – объятия, ближе. Хрупкое тело подвержено нападению, хрупкое тело завтра будет рассматривать следы любви на своей бледной коже. Сейчас же – всё, что он делает, заставляет закрывать глаза, отправляясь в очередную погоню на бешеной карусели, которая кружит голову, заставляет крикам прорываться сквозь грудную клетку, а сердце стучать так сильно, что, кажется, тело скоро его «выплюнет».
В следующий момент от покорности не остается ни следа. Я ловлю руки, его сильные руки, своими хрупкими. Тонкими пальцами дорожки по телу, вверх-вниз, он слабеет, я начинаю нападать. Пальцы слишком разыгрались, пальцы слишком шаловливые и шустрые – не догонишь, не пытайся. Обжигающее дыхание – мочка уха, шея, дорожка языком по направлению к ключице. Начинай сходить с ума. Снова поцелуи, рваные, собственнические, словно печать на память, словно ради того, чтобы не забыл. Не забудет.
Поцелуями по телу, дорожки языком, иногда выпускаю коготки и зубы. Я не домашняя кошка, ты же знаешь, что даже домашних нельзя приручить? Кошка-хищница, девушка- грозы с глазами-бурями, потерявшая рассудок, забывшая о логике, забывшая о том, кто она. Слегка покусываю кожу, коготками по плечам и сразу к торсу – не пытайся убежать. Или попытайся, так будет даже интереснее.
Не думаю об утре. Не думаю о завтра. Будущего нет. Слышишь? Сейчас у нас нет будущего, ни общего, ни даже собственного раздельного. Мы всего лишь частицы этой огромной вселенной, мы слишком нарушили правила, мы слишком, слишком, слишком. Я открою глаза – тебя не будет. Я открою глаза – ты будешь. Тысяча и один альтернативный вариант развития событий нашего ночного сеанса. Мне нравится сходить с ума, мне нравится это сегодня. Это сейчас. Этот ты.

Мне нравится, как ты смотришь на меня, мне нравится, как ты управляешь мной, словно беспомощной марионеткой, и, как становишься ей же, стоит мне снова оказаться на высоте. Мы замираем на краю, мы ходим по лезвию ножа, даже если мы сорвемся в пропасть – нам будет хорошо. Ты – единственный, с кем я хочу сгореть в аду, ведь мы обязательно туда попадем, тебе не кажется? Мне нравится, как ты двигаешься, сжимая мои колени, они обязательно рухнут, как и все мои косточки, но ты достаточно нежен. Временами. От этого хочется кричать только громче. Мне нравится, как ты нарушаешь эту тишину, эту оглушающую тишину, своими ощутимыми хрипами. Мне кажется, я могу прочувствовать их кожей, своей горячей, раскаленной, словно пустыня Сахара.
Темнота обволакивает наши тела, грехи забирают наши души, ты забираешь мои мысли, я забираю тебя и твое сердце. Я способна забрать твое сердце, незнакомец? Мое ты, кажется, уже забрал. Я не хочу быть самой лучшей. Я знаю, что я уже хуже самого ужасного ночного кошмара. Я не хочу быть незабываемой. Я знаю, что ты обречен помнить меня всю жизнь. Я вбита под вены, я проникла в них, я распространилась, словно самый смертельный на свете вирус. Слишком много меня в тебе. Слишком много тебя во мне. Обоюдное безумие. Обоюдное слишком.
Мои соседи нас уже ненавидят. Мои родители будут тебя ненавидеть. Твое окружение будет меня ненавидеть. Мы слишком подходящие друг другу, мы потерянные где-то, и найденные в один легендарный момент. Да, мое анонимное безумие, мы с тобой станем легендарными. Этот город еще узнает о нас, услышит наши имена криком с самой высокой крыши. Я слишком подхожу тебе, ты – слишком подходишь мне. Мы вместе – слишком ненавистны для окружающих. Но даже так. Даже при таком раскладе карт, что нам еще предстоит раскрыть друг другу, я буду единственной, кого будут ненавидеть больше, чем тебя.

---

Мои глаза слишком ледяные в этой ночной суматохе, мои океаны испытывают штиль. Тело больше не мучают приятные конвульсии, тело словно сошло на «нет». Тишина, еще более оглушающая, чем прежде, одна проблема – шумят мысли. Генри и Анна обязательно скажут «какого черта?», моя мама не скажет ничего, она не узнает. Это будет потом или никогда. А сейчас – это ты, эта комната и опьяняющий, такой долгожданный никотиновый запах.
Глаза закрываются от легкой усталости, так или иначе, продолжаю рассматривать твой профиль. Практически не дышу, дабы не нарушить это великолепие. Подожди немного, я возьму фотоаппарат и буду снимать тебя, чтобы потом завесить все стены твоими фотографиями. Затягиваешься, взгляд блуждает где-то совсем не здесь, а я так хочу затянуться этим дымом из твоих легких. Алек. Тебя зовут Алек. Твое прикосновение, моя прядка и маленькая, едва заметная капелька пота, проступившая на лбу во время нашей схватки. Нарушаешь тишину так оглушающе, но тихо. Смотришь. Улыбаешься. Где тут подвох мой знакомый незнакомец?
Теперь в молчанку играю я. Иду ва-банк, зная, что парочка соседей сейчас умирают от любопытства, более того, стоят прямо за этой дверью и пытаются услышать что-то в этой тишине, которая не благоволит ничего, кроме новой бури. Эта дверь сверлит меня своим взглядом. Я сверлю взглядом твои губы, тонкими пальцами тянусь вперед, слишком по-хозяйски забираю сигарету. Хорошие девочки не курят. И не вытворяют то, что было этой ночью. Я не хорошая девочка. Со мной будет сложно.
Делаю долгожданную затяжку, грею легкие, успокаиваю бурю внутри меня. Знаешь, море не замерзает, пока ему есть ради кого бушевать. Я буду бушевать ради тебя, ты хочешь этого? Я буду накрывать тебя волнами, бить ими, остужать твой пыл. Мы сойдемся снова, словно две стихии, а потом будем делить одну сигарету, пока ты будешь гладить мои волосы, а я скользить пальцами по твоим губам, пытаясь найти новый неизученный миллиметр. Затяжка, прикрытые глаза, легкая ухмылка на губах. Парень, твое имя так напоминает мое. Тебе не кажется, что нас создавали на небесах только ради того, чтобы мы однажды встретились и послали этот мир к чертям? Знаешь, парень, Адам и Ева однажды так проебали растеряли свой Рай. Мы не будем есть яблоки. Я предпочитаю сигареты, кофе и тебя.

- Алек... – начинаю, словно повторяя твое имя. Голос хриплый, прокурено-простуженный, довольно тихий. – сис.. В твоих глазах смятение, непонимание. Твои зрачки расширены, на моих губах ухмылка. Сверкаю взглядом, заливаясь ласкающим слух хохотом. Совершаю движение, оказываюсь рядом с тобой, смотрю в глаза, прожигаю взглядом. Твое лицо слишком близко, я не касаюсь его, но шепчу прямо в губы, обдавая их горячим дыханием и небольшим клубом дыма при выдохе.
– Алексис. Мое имя - Алексис.

Шаг за шагом по холодному полу квартиры. На мне твои отпечатки, на мне твоя футболка – я примеряю твои вещи. Я не оставляю тебя здесь, ты сам здесь остаешься. Напарываемся на легкую ухмылку Генри, читаю невероятное количество вопросов в темных глазах Анны. Я отвечу на них когда-нибудь. «Когда-нибудь» значит «никогда». Ты остаешься на целое сегодня, ты остаешься на целое навсегда. Я снова варю кофе, смотря в твои кофейные глаза. Я готовлю тебе завтрак – я побуду немного бережнее обычного. Анна удивленно заглядывает за угол, я – у плиты, что априори является нонсенсом. Оказывается, я умею вкусно готовить. Оказывается, только для тебя.
Запрыгиваю на подоконник, пока ты уплетаешь завтрак, вытягиваю длинные ноги, облокачиваюсь, - мои лопатки болят. Я не хочу есть, я, словно питаюсь солнечным светом. Ты заметил, какой Лондон сегодня солнечный? Не спускаю с тебя взгляд, ты немного нелепый, когда такой домашний. Но не теряешь своего обаяния, которое всегда так старательно прячешь за длинными кудрявыми прядями.
- Алек и Алексис... Задумчиво проговариваю вслух, нарушая твою трапезу. Снова задумчивая, глаза блестят, взгляд в другой вселенной. Тебе нравится, как это звучит? Это звучит необычно, хоть и слишком одинаково. В следующую секунду от задумчивости не остается и следа. Снова смотрю на тебя, сверкая ровной гладью океанов.
– Если хочешь уйти – уходи. Фраза, словно вспышка молнии, словно раскат грома в маленьком помещении нашей кухни. Привкус кофе, завтрака и моего безумия. Ты ведь никуда не уйдешь, верно, Алек?

Если бы Полу давали по пенни каждый раз, когда он слышал удивленный возглас "О боже, это же Пол Маккартни из "Битлз"!", он в считанные минуты стал бы миллиардером. К сожалению, их система зарабатывания денег так не работала. Но суть оставалась той же: как-то незаметно вышло, что его знает добрая половина Лондона, да и всей Британии, а другая половина знает наизусть все песни из их альбома. Это было чертовски странно, непривычно, но от этого не менее приятно. Да что там, Маккартни просто тащился от такого успеха. Да, девочки вешались на них и в Ливерпуле, когда они еще играли в Каверне, но ведь это не то. Сейчас на них вешаются не только девочки-подростки (хотя от них никуда не деться), но и вполне себе благородные леди. В последний раз Пол переспал с какой-то актрисой...имени ее он не помнил, а вот на лицо узнал бы. Наверное.
Однако не стоило думать об этом сейчас. Ведь рядом с Полом была Джейн - его обожаемая девушка. Юная рыжеволосая девушка, она была настоящей леди из семьи потомственных англичан, она не была обделена талантами и была актрисой и журналисткой. Что вынуждало ее много времени проводить мне дома, что, в свою очередь, изрядно бесило парня. То, что он сам дома бывал редко из-за своей карьеры, Пол почему-то из виду упускал.
Но сегодня Джейн, кажется, была свободна, и отчего-то решила потратить это время не на заучивание новой роли или подготовкой к интервью/выходу в свет/еще чему-то, нет, она решила показать Полу, какая она образцовая хозяйка, хлопоча на кухне. Приготовила ужин (мясо местами обгорело, а рис был жестким и недоваренным), помыла посуду и плиту, а теперь вот принялась вытирать стол. Когда она уже отошла, Пол заметил небольшое пятно на скатерти.
- Милая, ты пятно оставила, вот здесь, - он показал на испачканную часть и поджал губы, слегка улыбаясь. Такие перемены в любимой девушке ему нравились, и он не отказался бы, стань они постоянными. Девушка его мечты, идеал, к которому Джейн, несомненно, стремилась, не должна была бросать его раз за разом ради своей карьеры. Девушка - жена, мать в будущем - должна отдавать себя дому и семье. В таких традициях он был воспитан, и собирался принести их в свою будущую семью. Конечно, о семье было рановато говорить, но как только его прекрасная мисс Эшер все поймет и прекратит заниматься своими глупостями, он на ней женится, и у них будет большая счастливая во всех отношениях семья. Но не сейчас. Точно не сейчас. К тому же у них еще не было собственного дома - Пол пока не озаботился этим, он жил в доме родителей Джейн - приятных и интеллигентных людей. Наверное, это и заставляло его каждый раз возвращаться к Джейн, независимо от того, где, с кем и в каких обстоятельствах он был. Семья Эшеров с их чисто английскими корнями, правильным произношением, которое так пыталась добиться от маленького Пола мама, традициями и устоями, и с безупречным вкусом, и с походами в театр и духовным развитием... о, они были идеалом семьи. Тем, к чему Маккартни стремился всей душой, тем, частью чего он сам всегда хотел стать. Благодаря им он перестал одеваться как ливерпульский парень, начал читать классику, ходил в театры. Правда, забывал иногда, что он на самом деле не такой - несмотря на все театры и оживленные разговоры за столом, он не прекращал заниматься разного рода непотребствами за пределами гостеприимного дома. Привлекательные фанатки, алкоголь и колеса никуда не делись, просто временами Маккартни разыгрывал из себя благородного джентльмена, и, надо отдать должное, все члены семьи Эшер то ли не знали, то ли, что более вероятно, закрывали глаза на чудачества Пола и принимали во внимание его блестящую игру в благородного англичанина. И, судя по их ободряющим улыбкам, у него неплохо получалось.

Ну это отрывок из слэшного фика, сорри нот сорри

— Какого черта, Мик, на хуй, Джаггер? Зарождающийся... роман с этим педиком?
В газете во всех красках обрисовывалась полусмазанная фотография – какой-то криворукий папарацци снял, как Мик положил голову на колени Дэвиду Боуи. Кит в сердцах хлопает газетой по стойке. У него подрагивают ноздри, если он злится, и верхняя губа тоже дергается.
Мик ухмыляется – о, он знает, как выглядит со стороны его фирменная усмешка. Чтобы воспроизвести ее сейчас, требуется изрядный запас прочности и самообладания.
— Неужели ревнуешь?
— Конечно. Еще скажи "завидуешь". Да черт же тебя дери, Мик, — горячие руки тяжело ложатся на плечи, и даже такие касания порождают на коже шквал тактильных ощущений, — сам не заботишься о своей репутации – нас с ребятами хотя бы не позорь. Я лично не хочу, чтобы кто-то думал, что Роллинг Стоунз гонятся за модой и занимаются, — тяжелый выдох прямо в лицо, — занимаются этой пидарасней.
Кит сокрушенно качает головой, укоризненно смотрит исподлобья. Он, видно, здорово набрался, пока ждал Мика в баре.
— Имеешь что-то против?
— Чушь собачья это всё, — ворчливо говорит он.
— Да?
— Ну да, да, конечно... Нельзя заниматься... этим в погоне за популярностью, Мик. Это против природы. Точно тебе говорю.

Как-то перед глазами все закрутилось в немыслимое тошнотворное торнадо – звон струн расстроенной гитары, хохот, пение, дым от чьего-то косяка, пестрые наряды, стены неизвестно чьего дома, щедро залитые вином. Кто хозяин вечеринки, что они все вместе такое принимали, что аж пол под ногами будто проминается, а в ушах оглушительный свист и грохот?.. Как так все повернулось, что они с Китом оказались вдвоем на диване самой дальней комнаты, притиснутые друг к дружке горой какого-то хлама, почему рука Мика доверительно обвивает чужую горячую, влажную от пота шею?
Такое случается – тебя словно включают, и ты не можешь вспомнить, что делал минуту назад. Невидимая сила пробудила в Джаггере сознание одним ярким импульсом – и он судорожно глотнул воздуха, задохнулся, боясь представить, что совершил сейчас что-то непоправимое. Да, да, ведь он только что как будто в красках излагал Киту что-то небезынтересное.
Тот молчал и смотрел на Мика, безмятежно улыбаясь и морща нос. От него пахло водкой, травой и чипсами с уксусом. Зрачки на пол-лица, в улыбке полнейшее умиротворение.
"Так ты у нас педик? — Кит, озадаченно моргнув, вдруг захохотал и уткнулся лбом в плечо Мику. — Прямо... педик, да? И я тебе нравлюсь?"
Мик покачал головой, затем, передумав, кивнул – не один раз и не два, словно в такт какой-то своей внутренней музыке, и его рука блуждает по чужой спине. О, дурман и бессилие – сейчас до неприличия было смешно даже от того, от чего должно бы стать очень страшно.
"Я тебе... Ни хуя себе, — он снова усмехнулся и расплылся в улыбке. — У тебя холодная рука, Мик. Мне щекотно."
Холодная рука была на бежевом джемпере Кита, а сейчас вдруг оказалась под ним – пальцы жадно ощупывали каждую косточку позвоночника, гладили каждый миллиметр влажной кожи. От наркотиков ли все вокруг плыло, или же просто мир проходил сквозь призму трепещущего напряжения?

— Ты, что ли, позвал меня, чтобы просто поговорить о грязных сплетнях в желтой прессе?
Мик курит, уставившись в одну точку и ритмично пиная металлическую трубу, прибитую внизу вдоль барной стойки. Он давно обещал себе завязать. Вредно для голоса и для легких. Вот только сейчас проще поглотить ударную дозу никотина и смешать с этиловым спиртом, чем второй раз в жизни испытать острый приступ откровенности.
— Не буду врать, в основном — да. Это важно для всех, Мик. Ты что, и в самом деле путаешься с Дэвидом Боуи?
Непонятно, ждет ли Кит ответа: он затягивается, выдыхает дым прямо в полированную поверхность стойки, пепел осыпается с сигареты прямо на пол, волосы свешиваются вниз, закрывая лицо. Пауза долгая – настолько долгая, что ровно за это время можно было бы, пожалуй, и кое-что рассказать.
Трепет, что ежесекундно пронизывал Мика поначалу, куда-то улетучился с годами, сосущая черная дыра в груди затянулась – осталось только болезненное ощущение старой незаживающей раны, чего-то, про что нельзя забыть, но к чему можно привыкнуть.
— Может... — от резкого движения стойка чуть дергается, — может, вы еще и долбились?

"— Мик... — расширенные зрачки казались еще больше, если смотреть на них с расстояния в пару сантиметров. — Мик..."
В самых постыдных снах и мыслях грезилось, что это может быть плавно и медленно – контакт взглядов, ладоней, наконец, губ. А сейчас крыша, гремя шифером, стремительно унеслась в заоблачные дали, а воздух как-то резко кончился. Мик закрыл глаза, потому что голова кружилась немилосердно.
Он целовал Кита – жадно, тяжело дыша, то зарываясь пальцами в его волосы, то гладя по щеке, то неловко зачем-то пытаясь оттянуть горло бежевого джемпера. Возбуждение пронзало тело раскаленным стержнем, и Мик пытался хоть как-то удержаться на краю действительности и не увязнуть в иллюзорном болоте внезапно разверзшейся страсти. Кит, Кит, господи боже – да, это его худые ребра сейчас под пальцами, его горячее лицо рядом, это он позволяет себя целовать и пытается положить Мику руку на плечо, и в это лучше поверить сейчас – а не собирать по крупицам разрозненные воспоминания и обрывки впечатлений потом.
Колено соскользнуло на диван – прямо между ног Кита. Что-то твердое и бесконечно чувствительное мешало ему сдвинуться дальше.
"Блядь, Мик..."

Смотрим предыдущее сообщение.)